Переступив порог мастерской художника Александра Маранова, попадаешь в особенный, пронизанный светом мир. Негромкое звучание музыки и на стенах картины, разные сюжеты, которые объединяет одно – переливы светящихся лучей и образований света. Поражают утончённость работ и необычные темы, запечатлённые на полотнах. Художник, создавший эти удивительные творения, является членом Международной федерации при ЮНЕСКО и принадлежит к немногочисленной когорте художников-космистов, которые, по словам академика Н.В. Шапошниковой работают и творят исключительно в пространстве России.
— Александр, расскажите о вашем творческом пути.
— Я родился в Ташкенте. Узбекистан — солнечная страна, в которой произошло моё становление как художника. Цветовые гаммы, национальные росписи там необычайно колоритны, насыщены светом. С детства занимался рисованием, спортом, ходил в музыкальную школу. Со временем занятия живописью пересилили, и я окончил вначале художественное училище, а затем и Академию художеств в Ташкенте. Основной художественной специальностью была графика – искусство, требующее высокой линеарной культуры и особого внимания к плоскости листа. Тем не менее живопись не уходила из моего творчества, и эти два родственных вида существовали параллельно.
— Когда в вашей жизни наступил переломный момент от реалистической живописи к другому направлению, иначе – к космизму?
— Это произошло в 1992 году. Каждый художник вначале медитирует – создаёт мысленный образ картины и затем переносит его на полотно. Мои медитации переросли в совершенно иное качество. Дело в том, что ещё в детстве я задавался вопросом — откуда всё произошло, куда уходит? Художники пишут реалистические картины, откуда они черпают эти знания? Видимо, с этого момента подсознание работало в заданном направлении, а реалистическая школа мне была нужна для того, чтобы лучше выразить всё то, что пришло позднее. Новый виток в творчестве начался в Москве, куда я к тому времени переехал. Меня не покидало ощущение, что что-то должно произойти, душа была, как сплошной нарыв. Я смутно осознавал, что есть что-то новое, то, что идёт за реализмом. Так впервые в медитации я увидел свечение.
— Александр, вас называют художником-космистом. Как по-вашему выражается космичность в картинах?
— В современном искусстве есть много сопутствующих космизму направлений. Их называют фэнтези, фантастикой, а кто-то и космизмом. Возникает путаница. Расставим акценты: фантастика — это когда пишут другую планету и ракету, летящую к ней. В принципе, это тоже относится к космическому искусству, но не имеет ничего общего с ним. Поскольку космизм основан на более глубоком энергетическом, духовном искусстве. Это, в первую очередь, вопрос: кто мы? Откуда произошли и как должны жить на Земле? Те видения, которые возникают в душе от микро- до макрокосмоса, и есть так называемый космизм.
— В Международном центре Рерихов у вас прошло четыре выставки. Как вы оцениваете эти события?
— Когда я приехал в Москву, побывал в музее им. Н.К.Рериха на Знаменке. Музей мне очень понравился, и у меня появилась мечта – выставиться в нём. Спустя семь лет она осуществилась. И первый, и последующие вернисажи прошли с большим успехом. Люди выстаивали долгие очереди, чтобы попасть в зал. Некоторые подходили ко мне и говорили, что приходят в третий, четвёртый раз, чтобы увидеть картины. У меня не совсем реалистические работы. Они, в некотором смысле, абстрактного плана, и, всматриваясь, вглядываясь в них, люди глубже проникают в их сокровенный смысл. Хотя я сам считаю отображённое чистым реализмом.
— Есть ли у вас полотно, о котором вы можете сказать — это моя любимая работа?
— Все мои работы — любимые. Я не пишу всё подряд, когда погружаюсь в медитацию, проносится много видений, но душа молчит. И лишь когда появляется то, чему она очень радуется, я начинаю писать. Все мои работы созданы с радостью в душе и все, как дети, любимы.
— То есть картины изначально вы видите в тонком плане, а затем переносите на полотно?
— Да, но это бывает неимоверно сложно. В нашем физическом мире всё иначе. Там вакуум и на горизонте свечение такое же яркое, как и на переднем плане, колоссальное пространство. Чтобы передать это, необходимо сглаживать горизонт, где всё нечётко просматривается. Довольно непросто, увидев и прочувствовав всё там, передать посредством наших физических законов. Задний план приходится приглушать, а передний делать чётче.
— В апреле 2011 года вы принимали участие в масштабном проекте «Человек. Земля. Вселенная», который проходил в Калининграде и был посвящён Году космонавтики в России. Расскажите подробнее об этом событии.
— Это была выставка художников-космистов. Там были представлены работы из собрания музея Н.К.Рериха, группы «Амаравелла», художника-космиста Черноволенко. Там же были произведения Миколоюса Чюрлёниса (Литва) из серии «В лучах неведомых миров», предоставленные из собрания музея г.Вильнюса, картины художников — космонавтов Леонова и Соколова. Современные художники-космисты были представлены в основном моими работами и работами художницы Феодосии. Выставка прошла на самом высоком уровне. Её открывал министр культуры, на открытии присутствовал космонавт Леонов, человек, впервые вышедший в открытый космос. Выставка вызвала большой резонанс, было много народу. Особенно приятно то, что интересуются дети – наше будущее. Несмотря на то, что они, бывает, путают фэнтези и космизм. Ведь почему исчезла группа «Амаравелла» и направление «Лучизм в искусстве»? потому что не было последователей.
— «Лучизм в искусстве». Можно подробнее?
— Это направление существовало в начале прошлого века. Его основателями были Гончарова и Ларионов. Они писали солнечный свет, отражённый от предметов, и это свечение пытались передать в картинах, но их попытки не были восприняты обществом и постепенно они исчезли. У меня несколько иной стиль, хотя некоторые считают меня продолжателем художников-лучистов.
— Ваше отношение к красоте?
— Красота — великая сила. Из неё состоит душа человека, и из энергий прекрасного создан мир. Для меня красота — это свет. Меня часто спрашивают: «Вы видите свечение, может быть, вы слышите голоса или ответы?». Ничего не слышал… Я задаю себе вопрос и тут же получаю на него ответ – его диктует мой внутренний голос. Осознаю: должен показывать людям то, что вижу в медитациях, чтобы они видели и чувствовали красоту.
— Вы не работаете на заказ, пишите по наитию?
— Каждый художник работает на заказ, но для меня важно, чтобы на меня не давили, не ограничивали творческую свободу. Есть у меня и последователи. Я организовываю мастер-классы, на которые приходят разные люди, в том числе и неподготовленные. Многие не выдерживают, поскольку это довольно сложное занятие именно в техническом исполнении. Некоторые художники пытались копировать мой стиль. Задавали различные вопросы на выставках. Ведь если есть спрос на картины, тут же возникают желающие перенять, скопировать. В медитации я задавал вопрос: как писать то, что я вижу, и получил ответ – кисть и душа. Именно поэтому я использую обычные ленинградские краски, но свечения картины добиваюсь приёмами, известными только мне. Это особенные технические наработки. Я посещал выставки маститых художников. Видел картины, в которых применяют сложные краски, чуть ли не химию, работы, которые художники сами не могут воспроизвести. А выходишь — и забыл. Почему в душе ничего не осталось? А бывает и так, что на выставке ты попадаешь в другой мир, и это остаётся в памяти навсегда. Это и есть истинная сила искусства.
— На ваших полотнах запечатлена тема материнства — «Колыбельная», «Жизнь», «Мир входящему». Как они возникают?
— Всё связано с рождением. Откуда мы? Всегда в медитациях задаю этот вопрос. Иногда в особенном состоянии входишь в источник свечения ещё глубже. Нарисовать луч – это ещё не космизм. А вот из чего состоит свет? Что это за луч? Если углубиться в наномир света, то можно понять, что свет тоже из чего-то состоит и как из света состоим мы. В медитациях я вижу, как человек пронизан лучами так же, как и всё, что нас окружает. Как мы друг на друга «накладываемся» излучениями? Бывает, я чувствую звоночки отчаяния – это невозможно, нельзя выразить кистью! Настолько яркими и насыщенными бывают видения-картины. Они постепенно усложняются. Техника не поспевает, но я воспринимаю это как творческую задачу, которую непременно должен решить. То, что я пишу, и то, что вижу в медитациях, как говорят, — небо и земля, но отступить, переключиться на более простые вещи не могу, это не в моём характере.
— Творческие планы, работа на перспективу?
— Нет никаких особенных планов. В моей новой творческой жизни был цикл «Сияние», «Грань», теперь я работаю над циклом картин из этой серии под названием «Генезис». Он очень сложный и тонкий одновременно, сильнее, чем всё, что сделано ранее.
— Расскажите о вашей семье.
— У нас семья искусства. Наталья не только любящая жена, но и менеджер, т.е. организатор всех моих творческих выставок и проектов. Она относится к породе людей, обладающих тонким художественным вкусом. Иногда делает мне замечания, даёт советы, не рисует, но чувствует, как это должно быть. Я прислушиваюсь к ней и, бывает, вношу коррективы в картину. Я благодарен ей за поддержку. Есть художники, которые подписывают свои картины двумя именами, тем самым подчёркивая творческий союз. Заслуга Натальи в том, что она существенно облегчила творческий процесс, взяв на себя организационную работу, которая подчас требует колоссальных усилий и времени.
— У вас гитара в мастерской. Вы играете?
— Да, играю, в своё время окончил музыкальную школу по классу аккордеона. В моих работах присутствует музыка, и многие это чувствуют. Первый цикл «Сияние» складывался под музыку Баха, его органных произведений. Для меня орган и скрипка — два инструмента силы и красоты.
Время интервью закончилось. Оно пролетело незаметно, настолько интересно и легко было беседовать с художником. Покидая его мастерскую, я осознавала, что внутренний мир этого человека, как сверкающий бриллиант, который повернулся к нам одной из своих граней в звучащих музыкой и красотой сияющих картинах.
Анна ТАРАБРИНА
