Нина Александровна КАЛИНИНА родилась в городке Путежи Ивановской области. В июне 41-го ей было 20 лет, в то время жила она во Владимире и работала на заводе, выпускающем военную продукцию. Начало войны запомнилось девушке гнетущей тишиной большого скопления горожан, слушающих речь ЛЕВИТАНА, плачем женщин на вокзалах, провожающих мужей, сыновей и братьев на фронт, испугом и болью в глазах людей.
Осенью началась эвакуация завода, где работала Нина. Станки и людей погрузили в товарные вагоны, в которых они месяц ехали до места назначения, как позже выяснилось, — в Сибирь. И вот посреди чистого поля началась выгрузка оборудования. Завод еще предстояло построить, но фронту срочно требовались снаряды и их начали выпускать под открытым небом. Приближалась зима, крепчали морозы. Приходилось работать и в снег, и в лютую стужу, и днем, и ночью. Голод, холод, страшную усталость — все пришлось испытать Ниночке. Было настолько трудно и тяжело, что однажды они с подругой не выдержали и решили бежать.
Но дело осложнялось тем, что дезертиров трудового фронта ловили, судили и отправляли на четыре года в лагеря. И был только один выход – идти на фронт. Сбежав из Сибири и добравшись до Ульяновска, Нина пошла в военкомат. Ей повезло в том, что в апреле 1942 года правительством было принято решение сделать первый женский призыв. «Это было 21 апреля 1942 года, — вспоминает Нина Александровна. — Я пришла в военкомат и говорю, возьмите меня на фронт. Военком посмотрел на меня, а я была худющая и росточком маленькая, и говорит:
— Куда, куда тебя такую доходную взять-то?
— А откуда я буду толстая, если паек в день 400 граммов. Отправьте меня на фронт!
— Иди домой, девочка.
Но я была упрямая да идти мне, кроме как на фронт, можно было только в лагеря за дезертирство.
Три дня и три ночи я провела под военкоматом, добиваясь, чтоб меня взяли на войну. Военком ни в какую не хотел меня брать и вдруг на четвертый день меня и других девчат оформили и отправили на фронт, всего 25 человек. Обмундировали, посадили в вагон, и эшелон пошел на запад».
Эшелон, шедший на передовую, несколько раз попадал под бомбежки. Поезд останавливался в поле, и все из вагонов бежали к лесу, падали в любые щели и неровности земли, чтоб спрятаться, а сверху летели бомбы …И вот тогда они, девчонки, теряли своих только что приобретённых подруг, перепуганные и все в слезах впервые своими глазами увидели весь ужас войны: кровь, боль, раненых, убитых, поняли, что война — это не игра в «войнушки» во дворе у дома. А страшная и шокирующая действительность. Из 25 в живых этих девочек осталось только 10. Нину определили в 159 запасной полк и отправили в город Торопец. Там в полку ей определили и военную специальность, а произошло это так:
«Приехал командир выбирать, кого в какую часть определить, кого какой военной специальности учить. Дошла до меня очередь, он меня и спрашивает:
— Что умеешь делать?
— Ничего не умею…
— Может, на каком музыкальном инструменте умеешь играть?
— Ах да, я на гитаре немножко умею.
— Ну, значит, радистом будешь!
Меня зачислили в радиороту 358 стрелковой дивизии, и я начала учиться на радиста».
Проучившись ровно месяц, Нина стала радистом 3 разряда, их 358 стрелковая дивизия формировалась в тылу недалеко от линии фронта. Там, в дивизии, практически ежедневно были учения. «Днем учились специальности, а по ночам капитан по строевой части устраивал нам учения, поднимал нас по тревоге, и мы часами ползали по-пластунски то в поле, то в лесу, то форсировали речушку. Однажды ночью были учения. Мы все подскочили, начали одеваться, я гимнастерку надела, а юбку не могу найти. Накинула на себя шинель и бежать. Командир увидел: «Снять шинель».
Я сняла, стою в кальсонах и гимнастерке. Стыдоба, солдат человек 300, я одна девчонка и в таком виде… Получила наряд вне очереди. В другой раз опять подняли всех по тревоге марш-бросок, бежим — шинель длинная, в ногах путается, спотыкаюсь, но бегу. Добежали до речки, командир кричит: «Вперед!». Солдаты бегом через речку, а я мечусь по берегу, думаю, как же я побегу, там мне глубоко, да и вымочу шинель-то, где сушить буду? Тут меня капитан и увидел да так гаркнул над моим ухом, что я и не помню, как речку перемахнула. А за речкой на берегу кусты крапивы выше меня ростом, слышу командирский крик за моей спиной: «Вперед, вперед!», а мне и в крапиву бежать страшно, и ослушаться командира страшно. Закрыла глаза, руки вперед вытянула и с криком «ма-а-ам-ааа-н-яяяя!» рванула в заросли крапивы. Вся обожглась крапивой, руки, лицо — все вспухло, от боли потеряла сознание. Назад меня уже с учения на руках несли да прямо в полевой госпиталь».
Через месяц Нина все-таки попала на фронт. Оттуда, с фронта, она прислала письмо маме. К слову сказать, что всем, кто воевал на фронте, причиталось денежное довольствие в размере 100 рублей, которое отправлялось родным. Отправлялось оно и матери красноармейца Нины, да еще и дрова в деревнях семьям защитников Отечества привозили к зиме. Мать получила от неё письмо и денежное довольствие. Маме, конечно, было, с одной стороны, полегче, а с другой — осознание того, что дочка добровольцем ушла на фронт, конечно же, щемило болью материнское сердце от страха за неё.
«Привезли маме дрова, она складывает их во дворе в поленницу, а тут в калитку заходят два милиционера, один-то свой, участковый, а другой, видно, приезжий.
— Где твоя дочка?
— Да на фронте.
— Как на фронте, чего брешешь-то?
— Да вот нате почитайте, — показала мать письмо-треугольник от меня.
Это нас за то, что с завода сбежали, с милицией искали, думали, что мы у родителей скрываемся».
«Фронт» — слово из пяти букв, маленькое слово, но за ним скрывается весь ужас войны. Обстрелы и атаки, взрывы снарядов и бомб, лязг танков, сотни убитых и раненых, кровь, боль, стоны. И, конечно же, страх, но больше ненависть к врагам, топчущим родную землю. Та самая ненависть и злость, которая поднимала наших бойцов под шквальным огнем противника и бросала на их редуты. За один из таких жарких и отчаянных боев Нина Александровна получила награду — медаль «За боевые заслуги».
На фронте всякое бывало, были и курьезные случаи. Однажды пришла срочная радиограмма. Нина, получив ее, быстрым шагом отправилась в штаб дивизии, который располагался неподалеку, в деревеньке. Вручив радиограмму, пошла обратно, но увидела, как ей показалось, бесхозный велосипед и решила назад доехать на нем. Оседлала железного коня и едет по грязной, только что после дождя, тропинке, с одной стороны которой кусты, а с другой — канава с травой. «Еду радостно так, даже песню напеваю, и вдруг из-за поворота навстречу мне генерал-майор, по его форме поняла, что летчик, и думаю: «Тропинка узкая, я на велосипеде, его надо объехать да еще и поприветствовать, ведь не простой солдат, а генерал-майор, как же я его на велосипеде приветствовать буду?».
Мысли Нины молниеносно проносились в ее бедовой головушке, но еще быстрее ехал велосипед, на котором она со всего маху и наехала на генерала.
«А он, генерал-то, такой маленький, шинель на нем длинная, сбила я его с ног. Он упал в канаву, сверху я на него, а на нас — велосипед. Я глаза зажмурила, лежу. Он не шевелится, и я замерла. Ну, думаю, все, убила генерала. Нет, чувствую, зашевелился. Скинул, пыхтя, нас с велосипедом, встал, глаза гром и молнии мечут:
— Ну вот что, девчонка (и по матушке трам-тарарам, не меньше минуты утюжил меня крепким словом), благодари Бога, что ты девчонка, если б мужиком была, пошла бы у меня под трибунал (и опять по матушке трам-тарарам).
Резко повернулся и пошел, со злостью вбивая каблуки в грязь тропки. Я стою ни жива ни мертва. Он отошел подальше, я развернулась да бежать, забыв про велосипед. Тут уж свои ноги надежнее оказались. Бегу и думаю: «Это мне наказание свыше за чужой велосипед. Не твое — не бери».
… Шли бои за Смоленск. Район города, за который сражалась их дивизия, дважды переходил из рук в руки. Страшная неумолкающая стрельба, взрывы гранат и вой артиллерийских снарядов. Нина в землянке пытается связаться со штабом: «Сокол», «Сокол», я «Чайка», как слышите меня, прием». И вдруг вспышка света перед глазами и темнота. Это потом она узнает, что взрывной волной ее выбросило из землянки, а от разрыва следующего снаряда ее засыпало землей, что ее с трудом еле живую откопали. От контузии у нее трое суток шла кровь из ушей и носа. Из полевого госпиталя Ниночку отправили в военный госпиталь в город Горький. Целый год она ничего не слышала и не могла говорить. После такой контузии Нину комиссовали.
Добравшись до дома, Нина Александровна попыталась начать жить мирной жизнью, но война еще долго преследовала ее по ночам: «Я по стенкам лезла каждую ночь, все казалось, что под обстрелом я. А порой снится, что завалило меня землей от взрыва. Ночью вскочу и на стенку лезу и кричу…».
Но жизнь продолжалась. Продолжалась она и у Нины Александровны. Сначала родилась дочь, затем — сын. В 1960 г. она приехала в Находку. Работала в БАМРе рыбообработчицей.
Затем переехала жить во Врангель, где в Восточном работали ее дети. Самое дорогое для каждого человека богатство — это его продолжение рода. У Нины Александровны трое внуков и пять правнуков. И уже в солидном возрасте у нее появилось увлечение, которое в последние годы было смыслом ее жизни — это плавание в холодной воде. Несмотря на преклонный возраст, Нина Александровна была целеустремленным и активным человеком, ей в этой жизни было все интересно познать.
Архив
Рубрики
Поиск по сайту
Календарь
г. Находка, Находкинский пр-т, 18
Приемная: 65-72-50
Реклама: 74-66-81 reklama@nr-citynews.ru