Период жизни, который каждый из нас вспоминает с особой теплотой и радостью – наше босоногое и беззаботное детство, навсегда прошёл мимо несовершеннолетних узников концлагерей.
Они оказались лишены этой счастливой возможности по-доброму и радостно поиграть в детские игры, с любимыми игрушками или друзьями, задрав штанину, весело провожать деревянные кораблики по ручью, по-детски разразиться радостным смехом от проказ шаловливого котёнка или нарисовать весёлую открытку для мамы и бабушки. Потому что их детство прошло в суровых застенках концлагерей, где они столкнулось лицом к лицу с самой чудовищной катастрофой для человечества – войной. По статистике, более одного миллиона советских детей и подростков в годы Великой Отечественной войны были отправлены в концентрационные лагеря. В их числе оказалась и жительница Находки Анна ЗАВАЛИШИНА.
Она родилась в обычной белорусской семье. Когда ей исполнилось четыре года, отца, Александра ТИТОВА в 1940 году забрали на военную переподготовку в армию, откуда он уже не вернулся домой. Одно из ярких воспоминаний о папе осталось то, что он в последний раз покатал свою девочку на машине по родной деревне и ушёл, как оказалось, навсегда. В частном доме остались проживать малолетняя Аня с мамой, её младший брат Иван и бабушка. Кроме работы на полях, на плечи мамы легло ещё и домашнее хозяйство – корова, кабанчик и стадо гусей. Гусей пасти не требовалось, рядом с домом была речка, они уходили на луг и приходили домой на ночь сами.
— Когда началась война, немцы прорвали оборону и двинулись на Белоруссию. Бомбили Гомель, недалеко от которого находилась наша деревня. В вечернее и ночное время в целях светомаскировки мама всегда закрывала окна, и мы часами сидели при коптилке, задыхаясь от этой гари. Ещё немцев не было в деревне, а бандеровцы уже вовсю орудовали в деревне. Бабушка однажды говорит: «Что-то телёнок кричит как-то не нормально. Пойду, посмотрю, что там.» Заходит в сарай, а эти гады, бандеровцы ночью увели со двора нашу кормилицу- корову, остался только телёнок.
Где-то в начале осени, когда ещё было тепло и зелено, в деревню вошли немцы. Ехали шумно, как будто одержавшие победу, восседая на танках, грузовиках и даже телегах. Их было ужасно много, наверно, потому что через нас как раз проходила линия фронта. Жить в деревне стало страшно и опасно. Мы вырыли в огороде окоп, и когда начиналась бомбёжка, каждый раз бежали и прятались в нём. Однажды немецкий самолёт летел «на бреющем» и начал стрелять по людям, бегущим в панике, кто куда. Сколько было сил, бежала к окопу и я. И отчётливо слышала свист пуль и их шорох по земле, а лётчик безумно хохотал и громко кричал: «Киндер, капут! Киндер капут!» Соседка в окопе кричит: «Сюда! Сюда!». Я рванула на крик, упала на край окопа, а она схватила меня за платье и резко стащила вниз. Так я чудом осталась в живых, — вспоминает Анна Александровна.
Около года их деревня находилась в оккупации, немцы то сдавали её, то опять занимали. Дед Анны к этому времени уже был в партизанах. В 1942 году фашисты собрали всё население, включая слабых и больных стариков, и погнали их перед собой. Никто не знал, куда и зачем. По дороге один из немощных присел отдохнуть на край оврага. Тогда конвоир подошёл к нему, толкнул старика ногой в овраг, а затем пустил по нему очередь из автомата. Позже оказалось, что их пригнали в соседнюю деревню Коровидичи и закрыли в коровник до утра, охраняя автоматчиками. Утром устроили летнюю баню, а затем подогнали два грузовика и стали сортировать на две группы. Тех, что погрузили во второй грузовик – сразу отправили в ров и там всех расстреляли. А первый грузовик двинулся на пересыльный пункт, где формировали пленное гражданское население для отправки в концлагерь в Австрию. Так Анна с младшим братом Иваном, мамой и бабушкой оказались в концентрационном лагере. Здесь всех разделили и отправили в мужское, женское и детское отделения. В детском – содержались даже груднички. Дело уже было к зиме, дети заболели корью, но впоследствии Аня «выкарабкалась», а Иван умер. Тифом переболела и её мама.
— Условия содержания в концлагере были ужасными. Жили в холодных деревянных бараках, спали на двухярусных кроватях. Взрослых каждый день выводили на работу на военный завод, детей и подростков определили в школу, где нас учили немецкому языку. Мне в это время уже было лет восемь. За малейшее нарушение классной дисциплины учительница часто била нас деревянной линейкой, хулиганов ставила в карцер. За три года пребывания в концлагере я практически разучилась говорить по-русски. Кормили отвратительно: постоянно давали противную баланду из репы и по маленькому кусочку хлеба, по выходным – по кусочку сахара и белого хлеба, слегка смазанным то ли маслом, то ли маргарином.
Наша школа находилась рядом со зданием комендатуры, и мы часто были свидетелями, как немцы истязали советских военнопленных. Тогда я и ещё несколько детей подбегали близко и кричали: «Гады! Фашисты! Не бейте их!», а они молча откидывали нас автоматами и продолжали делать своё дело. Хотя редко, но среди немцев встречались и добрые. Помню, один офицер, порой, сквозь колючую проволоку просовывал нам, то несколько печенюшек, то кусочек хлеба… Не часто, но всё же удавалось видеться с мамой. Бывало, у надзирателя попрошусь в туалет, а сама тайком бегу к женскому лагерю, потому что уже знала, когда их выводят на прогулку. И через колючую проволоку кричу: «Мама! Мама!». Она подойдет к ограждению, сцепимся руками, постоим, поплачем, и становилось чуть легче на сердце, — вспоминает собеседница.
Вначале 1945 года пришли советские войска, выбили из этой местности немцев и освободили концлагеря с военнопленными. Многие из содержавшихся в них не дожили до этого счастливого момента: кто умер голодной смертью, кто от болезней, кого убили надзиратели… Через несколько дней освободители начали грузить людей в машины и отправлять в разные места. Анна с мамой и бабушкой попали в Баварию. Там их распределили по домам местных жителей, приказали кормить и не обижать. Так они прожили около месяца. Когда на каждого из этих людей собрали документы, то погрузили их в эшелон и отправили в Белоруссию.
— Это было 31 августа 1945 года, как сейчас помню. В Белоруссии нас встретила бабушка по отцу и мой 17-летний дядя. Поскольку наш деревенский дом разбомбили немцы, некоторое время нам пришлось пожить у родственников. Было тесно, неуютно, но уживались. Примерно через полгода умерла моя бабушка, будучи ещё молодой. И тогда мама пошла к председателю колхоза с просьбой, чтобы тот отпустил нас в город. Он долго упирался, а потом сказал: «Как решит собрание, так и будет.» И нас отпустили. Перебрались в районный городок Речицу. Мама устроилась на завод, где из корней дуба делали дубильные вещества и паркет. Зарплата у неё была небольшой, приходилось экономить каждую копейку. В 1950 году мама вышла замуж за мужчину с тремя детьми, и ещё поколесили по белу свету в поисках лучшей жизни.
В итоге их семья перебралась в Находку, где и «пустила корни». Глава семейства устроился работать в торговый порт докером, трудился крановщиком, потом 27 лет отходил судовым электриком в моря на судах БАМР. Супруге пришлось устроиться в детский сад торгового порта, чтобы здесь выделили место для их малолетних детей. Так и прошла жизнь. Сегодня Ивану Прокопьевичу 90 лет, его супруге – 88. Анна Александровна награждена знаком «Малолетний узник», юбилейной медалью по случаю 25-летия Находкинского торгового порта и аналогичными наградами в честь Великой Отечественной войны.
— Дети подарили нам двух внуков и трёх внучек, а за последние годы наше родовое богатство пополнилось ещё тремя правнучками и двумя внуками. До последнего, считай, полвека вместе с мужем обрабатывали дачный участок и обеспечивали себя ягодами и овощами. И только совсем недавно выставили участок на продажу. Уже нет сил работать на земле. Да и пенсии нашей вполне хватает нам. Спасибо, родственники нередко навещают. Не забывает и совет ветеранов: то на вечер встречи пригласят, то продовольственный набор вручат. Не всем так улыбается судьба, а мы с мужем прожили долгую семейную жизнь — 29 января исполнилось 68 лет, как мы в браке. Может, это компенсация нам свыше за годы лихолетья в концлагере и нелёгкое послевоенное детство? – задаётся вопросом собеседница.
Владимир ПАНТЮХОВ
На снимке: Анна и Иван Завалишины
