«…Два года не писал дневника и думал, что никогда уже не вернусь к этому ребячеству. А это было не ребячество, а беседа с самим собой, с тем истинным собой, который живет в каждом человеке».
Л.Толстой
В середине 90-х годов, после смерти своего отца Петра Поднебеского, дочери нашли в его мастерской пожелтевший сверток бумаг. Его дневник, о котором никто прежде не знал. Он начал вести дневник в 1947 году, когда ему было 17 лет, и вел его семь лет, до 1954 года. День за днем описаны семь лет действительной, реальной жизни в истории Приморского края. В дневнике четыре части. Это вторая часть – начало службы, школа связи Тихоокеанского флота на острове Русском, с 1949 по 1952 год. Читая эти строки, переносишься в Приморье начала 50-х годов прошлого века. В реальности ощущаешь то, что 62 года назад происходило на Русском острове, который сейчас приобретает другое — современное лицо.
В 19 лет он первый раз попал во Владивосток, в большой город. До этого всю жизнь прожил в приморском таежном селе Даниловка Лазовского района, откуда и призвали на срочную службу в Тихоокеанский флот. Не видел ни железной дороги, ни трамвая, ни большого количества людей.
Читая его строки, забываешь, что он не писатель, что он так молод и за плечами 7 классов сельской школы. Он вел записи в сложных жизненных обстоятельствах, в те годы многие его мысли могли легко стать крамольными со всеми вытекающими последствиями. Некоторые фразы сложены так литературно, что, несомненно, виден талант. В тексте ничего не исправлено, только немного — грамматические ошибки и знаки препинания. Все слова, стиль, размышления — целиком его. Он писал сразу… писал правду… писал так, как будто писал на века. Все описанное происходило в реальности. После войны прошло всего четыре года. Писал карандашом, чернилами на листках из школьных тетрадей, обрывках бумаг – как получалось. В редакцию нашей газеты вторую часть дневника отца, в которой зафиксированы события военной службы с 1949 по 1952 год, принесла его дочь – Ольга Петровна Поднебеская. За что ей огромная благодарность. Прочитав, решили познакомить с мыслями вслух наших читателей. Ведь сегодня дневник – история одного человека, так схожая с судьбами миллионов россиян, переживших то сложное время. Мы выбрали для публикации записки, касающиеся первых месяцев службы Петра Поднебеского на острове Русский в школе Тихоокеанского флота.
21 июля 1949 года
Вот и едем служить. Все получилось так внезапно, что и не ахнули. Двадцатого в Преображении провожали… Я после того, как ушел из дому на 17 июля, так туда больше не заявлялся. Все такое новое.
22 июля 1949 года
Я вышел из твиндека… начинал рассвет. Железо корабля сырое, мокрое. По ступенькам я поднялся на бак. Пароход шел тихим ходом по спокойной глади залива. Впереди виднелись огни города. Пассажиры облепили борта парохода и с тихим говором ожидали приближения разнообразных и разноцветных огней, за которыми кончится долгая, неудобная поездка.
Там, на берегу, встреча родных… и ближе что-то определенное, к чему стремишься… А у меня? У меня только неизвестность.
Уже стали видны здания и силуэты кораблей разных форм и очертаний. Слышатся отрывистые гудки паровозов. Проревел и наш пароход, нарушив тишину утра, после чего стали швартоваться. Нас, допризывников, сгружали последними. Ну, вот я и в городе.
30 июля 1949 года
Это и есть самый экипаж. Кушай да работай. Днем производили уборку. Много ребят собрали, отовсюду есть. Особенно отличаются владивостокские блатные. Уже человек пять на гауптвахте сидят. Два дня прожили и домой уже самовольно уходят, а с деревень ребята спокойнее. Три месяца нам увольнений не будет, говорил капитан.
В общем, я не успел оглянуться, как все перевернулось. О Даниловке смутное воспоминание – только и всего. Когда были в клубе на 1-й Речке, то хотелось скорее в экипаж. Думали, что сразу переоденут — и в часть, а тут – нет. Уже четвертый день, и все в своей одежде, а она уже доходит. У меня ботинки разлезлись. Что за обувь сейчас выпускают, даже месяца не поносил, и уже все подошвы поломались.
Вечером было кино «Новый дом». Вообще-то красиво показывают. Вернее, интересно смотреть на такую счастливую жизнь. А что у меня впереди? Да… 4 года службы впереди… и еще напряженное положение на мировой арене, что вот-вот война поднимется. Ведь об этом никто уже не скрывает.
31 июля 1949 года
У нас два направления – или во флот, или в морскую пехоту. Вообще… скучать необязательно, и в армии можно найти интересное занятие для развлечения. Физкультура и спорт, картины ставят, устраивают танцы. Дальше будет видно.
Надо признаться, что я себя чувствую все же маленько отстало в отношении быта. Что я видел в деревне? По-настоящему мне не приходилось культурно развлекаться, и я многого не знаю. Так что в будущем нужно затемнять пробелы, если будет возможность для этого. В Даниловке я себя чувствовал более увереннее и был впереди почти во всех отношениях. А здесь не то.
Я начинаю понимать главное – вес человека в обществе. У меня тоже много недостатков, и кажется, что самый главный — «излишняя застенчивость» и «романтизм», который изредка вылазит наружу.
Первое относится, конечно, к этому обществу, в котором я сейчас нахожусь. Большинство ребят городских, блатных, нахальных, но вот именно такие-то и отличаются. Конечно (с моего взгляда), не в хорошую сторону. Но они могут больше взять от жизни, чем я. Вот в этом и заблуждение. Ну, дальше будет видно.
1 августа 1949 года
Еще темновато в казарме… 6 часов утра… дудка и подъем. Сразу поднимается суета по всей казарме, в которой располагается наша рота оборванных… разболтанных… полуобутых вояк.
Потом строят на умывание. Строятся шумно, равнение плохое – еще не научились. Умылись. Строй на завтрак. В столовой шум, крик, бряканье посуды. Столы большие, по 16 человек, сначала было чудно.
Плохо одно, что я не привез с собой ложки, приходится через край. Перед концом начинается стрельба хлебом, старшины бегают, кричат, но толку мало.
Сегодня мне выпало на машине проехать через весь город аж в бухту Диомид, на лесопильный завод. Центральные улицы ничего.., а окраины скверные… грязные, пыльные. Приехали в 7-30, поужинали… суп гороховый и каша на второе и — на лекцию в летний клуб.
3 августа 1949 года
Наконец-то сегодня была комиссия… С утра проходили… медицинскую. Пришлось лазить по каюткам голяком часа полтора. Что я боялся – напрасно, а боялся я рентгена. Все врачи и хирурги делали отметки – «годен», «здоров». Заключение: «годен к службе на флоте».
После обеда проходили политическую и техническую комиссии. По технической меня зачислили на радиста учиться.
Теперь неизвестно, где придется служить… Все ребята по разным специальностям.
4 августа 1949 года
К двенадцати часам нас помыли, одели, выдали вещи, морскую форму. Теперь чудно – друг друга не узнаешь… и наконец-то на мягкой постели спим. Все мои страхи напрасны. Теперь нужно ждать назначения. И требования к нам теперь усилились.
5 августа 1949 года
Нам объявили, чтобы лишнего не писать в письмах, ввиду неразглашения военной тайны. Так что в дневнике своем тоже нужно сдерживаться в описании.
12 августа 1949 года
С экипажа через весь город пешком на водный вокзал шли.
Наконец-то и за нами подкатили… И к вечеру мы попали на РУССКИЙ ОСТРОВ.
Из письма Шуре 13 августа
Я начинаю служить в Военно-морском флоте, и мой адрес в настоящее время: Владивосток, войсковая часть 51211 «Д».
14 августа 1949 года
Не так я представлял Русский остров. Мне почему-то казалось, что это небольшой, без растительности, скалистый, покрытый старинными укреплениями остров.., а на самом деле совершенно иное. Работаем по благоустройству своего ратного жилища.
26 августа 1949 года
Вчера в 7-00 вечера случилась большая для меня неприятность. После работы пошел в умывальник, а часы были в боковом кармане голландки и, по-видимому, выпали.
Я хватился сразу же, но было уже поздно, кто-то подобрал. Я поднял шум, но никто не видал, и никто ничего не знает.
Мичману доложил. Все поиски и допросы без последствия. Какой-то гад решил попользоваться чужим добром! Да… народ разный…
Все эти дни занимались работой. Еще смены не комплектуются. Командиров много, и каждый командует, а порядка нет.
Что за люди эти с запада, с Вятки особенно, на еду, как голодные волки, набрасываются. Непонятливые, нахальные.
29 августа 1949 года
Когда мне сказали отдавать честь каждому матросу и старшим (я тогда первый раз стоял дневальным), то попервости овладевало какое-то застенчивое, неловкое чувство… А сейчас уже входит как-то в привычку.
Еще от нас не требуют той строгости, какой требуется.., в строю ходим плохо, нескладно, шумно. Все еще чувствуется невоенная выправочка… все с холодком, с медлительностью.
Некоторые такие номера откалывают, что и смешно, и грешно. Один так сказал: «вызвали фамилию, а его нет». Другой говорит: «лег на медпункт». Ну и смеху было.
8 сентября 1949 года
Сегодня мне выпала возможность прокатиться в машине по острову. Мы ездили на ту сторону работать. Замечательная, красивая местность здесь. Дороги проходят между деревьями так, что даже в некоторых местах не видно неба из-за веток. Воздух свеж, лес наполнен прохладой и солнцем.
Приятно было сидеть в быстро мчавшейся машине по извилистой дороге. Лес здесь исключительно лиственный, смешанный, не особенно древний, стройный. Преобладают орех, бархат, дуб. Изредка береза и яблоня. Удивительно то, что я здесь, ни на сопках, ни в распадках, не встречал ни одного хвойного дерева.
17 сентября 1949 года
Вот уже два месяца прошло с тех пор, как нас призвали. Время все же не особенно быстро прошло. Как-то мало впечатлительно, мимо пролетело. За это время только работал, и все. Нас уже начинают прижимать в быстроте действий, особенно от подъема до завтрака, все только бегом.
Утром прохладней и прохладней. Начинает осень замечаться. Виноградник в лесу краснеет, северный ветерок появляется с прохладой.
Вчера получили новое рабплатье, белое, говорят, лучше этого, синего. Скоро ботинки хромовые выдадут, потом — бушлаты. Да, много обмундирования на флоте выдают, и все хорошее сукно, так что недаром 5 лет служить приходится.
Объявили «форму три».
Вечером было кино «Три встречи». Интересное, вернее, красивое. Как это Рудников выразился: «Разлука и встречи – это две главных части, из которых строится счастье».
18 сентября 1949 года
Состоялось первое комсомольское собрание смены. Меня избрали секретарем, чего я и побаивался. Теперь: или пан, или пропал. Работы добавляется. Ответственность. Надо было поменьше выскакивать, но и ничего не поделаешь. В дальнейшем будет видно. Главное — недовольство на себя навел, вполне возможно, со стороны ребят, а с другой стороны – доверие… и, может быть, к лучшему.
20 сентября 1949 года
Вот уже два дня я за партой, то есть ученик, но разница между гражданской большая. Вместо учителя – офицер, и учат — воевать и строевую.
Два дня прошло, а уже ноги болят. Маршировка, строевой шаг, повороты, изучение уставов, винтовки. Большая зависимость от командира в успеваемости и дисциплине смены. Как командир расскажет, так и матрос поймет.
Действительно, что говорят, в нашей армии служба построена на сознании.
Вот у нас с первых дней учебы старшина Марысин беседует, объясняет, как лучше, как легче служить, чтоб была сплоченность в смене, дружба, чтоб каждый понял, не тянулся в хвосте, сохранял и множил традиции прошлой смены радистов, которая была первой в роте. На своих личных опытах рассказывал, что такое прошлая дисциплина и т.д. К такому командиру как-то сразу чувствуешь симпатию.
